Немного поэзии - немного прозы

Вика посоветовала мне завести страничку в "Творчестве". Буду сюда вносить вещички своего творчества.

— Батя, а как выглядит Эдера? — мальчонка с любопытством посмотрел на отца.
— Да страшнючая она: кожа зеленая, глаза тоже болотного цвета, а волосы так переплелись со всяким бурьяном, что уже и не видно их настоящего цвета! — ответил сыну егерь Васлав, убирая различный зимний мусор со своего двора. — А еще это — злая лесная колдунья, поэтому лучше ее лишний раз не беспокоить.
Эдера случайно подслушала этот разговор и очень рассердилась:
— Значит, я очень страшная? Ну погодите у меня!
На следующий день в Огрии появилась очень странная торговка с зелеными кошачьими глазами и в восточном тюрбане. Она продавала крем для лица, который делал кожу зеленой, парик из зеленых волос и зеленые контактные линзы. Удивительным образом ее товар горожане сметали с прилавков. Буквально через час Огрий наполнился зелеными человечками.
Даже в пантеоне богов произошли странные перемены. Аладею ничуть не смутила мода на зеленый цвет, ведь она, итак, от рождения имела изумрудный цвет кожи, а сейчас оказалась брендом. А вот Шеара буквально помешалась на новой моде — даже ее весенний бал имел зеленый дресс-код. Уважаемые магмары с ужасом смотрели на позеленевших людей.
— Ну, нам, магмарам, не привыкать к зелено-огненным цветам тела, а вот люди и даже некоторые богини… — воевода Гидвер браво крутил пальцем у виска, делая доклад Веркирию. — Люди стали такими, словно их тролли покусали!
Веркирий хохотал, слушая забавную историю от воеводы, случайно встретившего позеленевшую верховную богиню и старца Багурона с ядовито-зелеными волосами и бородой, чьему внешнему облику позавидовали бы даже хиппи, если бы таковые обитали в мире Фэо.
Кикимора Фуррация, наконец-то, стала в тренде, теперь никто ее не называл больше кикиморой, а ее поклонники с утра до вечера бренчали на домрах, посвящая хозяйке Волчьей пустоши свои баллады. Богельф тоже стал считаться первым женихом на деревне и очереди из девиц, желающих выйти замуж за принца болот, выросли до О`Дельвайса.
А в это же время на Опушке света егерь Васлав протянул сыну руку с заветной мазью и сказал:
— Последнюю баночку ухватил, сынок! Нынче все хотят быть красивыми!
Глаза Эдеры, которая пряталась за огромным стволом дерева, загорелись недобрым огнем, а губы искривились в подобии улыбки: королева лесных нимф знала толк в колдовстве.
Мода — странное явление: она может совершенно разрушить все эталоны красоты, а уродство возвести в ранг совершенства.

Когда весна вздохнула в неге томной
И звездоцветы важно вышли из земли,
Дух ветра встретил деву- незнакомку,
Тоскуя страстно о безоблачной любви:

" Кто ты, дитя, чей взгляд нежнее неба,
Чье тело — из звенящих водных струй?
И образ твой таинственно-волшебен.
И молит всё во мне: “Мой ангел, околдуй!"

В глазах твоих мерцает свет Мирроу,
А в локонах запутались прохладные ручьи.
Ты тронешь арфу — с чувственной струною
Открой же имя мне, прошу, и не молчи!”

Речная дева улыбнулась Ветру чуть игриво,
А он тревожил зыбь ее тоскующей волны,
И легким бризом над речным обрывом
Ей обещал дыхание танцующей весны.

Потом томился, и, боясь отказа,
Тайфуном бил, сердился невпопад.
Он приносил ей аромат Мистраса,
А иногда от йети колкий снегопад.

Она смеялась, жемчуга роняя,
Журчал напевом дивным голосок.
А Ветер плакал, ливнями рыдая,
Не чувствуя, что он не одинок.

Когда же сил уж не было бороться
За руку, сердце и вниманье девы той,
В сосуд хрустальный поместил он розы,
Сказав: “Прощай, не быть моей женой!”

А водяные розы задышали нежно,
Сверкая россыпью предутренней росы.
Вздохнула Дева, и запел безбрежно
Весь Райский уголок от той слезы.

Звенела арфа Лайя Цинь, и лунный
Ее изгиб пророчил всем влюблённым
Блаженство, счастье, но рыдали струны
И жалили созвездьем Скорпиона.

Но их влекло и счастье, и страданье,
Попав в силки любви, как хабус — в невод,
Она представилась, качнув цветы в тумане:
“Влюблённая навек — Речная дева”.