Немного поэзии - немного прозы

Вика посоветовала мне завести страничку в "Творчестве". Буду сюда вносить вещички своего творчества.

— Вот оно — чудо изобретения! — Авелиус с гордостью указал на свой стол.
Старец Веркирий, колдунья Бругильда и мудрец Флаввий с удивлением уставились на тарелку с леденцами.
— Мда… странное изобретение, — задумчиво протянул Веркирий, деловито почесывая свою лысину. — Это же обыкновенные леденцы! Таких леденцов полно у Эльдриков на Новый год.
— Ну да, Авелиус, нынче ты нас удивил, — хихикнула Бругильда. — Удивил, называя обычный жженый сахар великим изобретением.
— Ну, к этому изобретению нужно еще изобрести зубную пасту против кариеса, — умничал Флаввий.
— Вы ничего не понимаете в изобретениях! — с горечью воскликнул ученый. — Это уникальное блюдо! Изобретение для изобретений!
— Кажется, кто-то перегрелся от августовского зноя и бредит новогодними дарами эльдриков… — заключил Веркирий.
— Послушайте! — Авелиус стал хватать своих гостей за руки и нервно их трясти. — Это — леденцы лени!
Флаввий иронично хмыкнул:
— Ну да! Как леденцы лени могут стать “изобретением для изобретений”? Авелиус, ты бы лучше отпуск взял, на Баллаурский океан бы в круиз отправился или на песочке близ Белых рифов позагорал. Ты уже, итак, в свое время натворил с созданием химеры.
— Да, — согласился Веркирий. — не стоит такое блюдо народу предлагать! Если все будут лениться, то экономике Хаира придет кирдык…
— Вы ничего не понимаете! — Авелиус буквально кричал в “постные” и угрюмые лица гостей. — Именно лень является катализатором изобретений! Вот ты, мудрец, чем пишешь свои рукописи?
— Ну, шариковой ручкой, — Флаввий пожал плечами.
— Верно! — Авелиус многозначительно поднял указательный палец к потолку. — А раньше чем писал?
— Пером…
— Ты, Флаввий, думал когда-либо, что шариковую ручку изобрел лентяй? — Авелиус торжествовал, видя расстроенное лицо мудреца. — Именно лентяю надоело вечно макать перья в чернильницу и стирать бесконечные кляксы с бумаги, и он придумал авторучку!
Авелиус оглядел молчаливых друзей и продолжил речь с почти высоких трибун:
— А ты, Веркирий, вечно сидишь у сломанной телеги! Но и саму телегу придумал лентяй! Именно лентяю было лень все тащить на себе, и он изобрел колесо! С тех пор лентяи с легкостью могли перевозить свои вещи! А ты, Бругильда, пользуешься аппаратом зельеварения! Ты давно перестала варить свои волшебные напитки по старинке в котле! Или Пимен… Он использует для лечения ран лейкопластырь, а ведь это тоже изобретение лентяев, которым было лень забинтовывать ранку. Поэтому я изобрел особую формулу лени. Да, в этих конфетах много сахара, но есть и волшебные сборы альвы благонравной, и перемолотый датхар шамсы и многое другое. Я хочу создать новый мир науки и техники. Принимая пилюли ленности, магмары откроют век научных изобретений!
— Что-то совсем с Авелиусом плохо, — прошептала Бругильда на ухо старейшине, а затем громко заявила. — Авелиус, Хаиру хватит как бы и одного великого ученого — тебя. Может, не стоит проводить подобные эксперименты?
— Поздно! Мое великое изобретение уже поступило на прилавки Дартронга, — глаза ученого сверкали недобрым огнем.
А потом Авелиус вдруг сладко зевнул и, упав на стул со словами “что-то мне лень вам все это объяснять”, захрапел на весь дом.
— Кажется, в Хаир пришла беда, — подытожил диалог Веркирий.



Наверное, не стоит мне здесь долго писать о том, что новые леденцы Авелиуса были буквально сметены с прилавков столицы Хаира. Все жители земель Стриагорна мечтали внести свой весомый вклад в развитие науки и техники Хаира, мечтали прославиться и своими патентами заработать себе на хорошие пенсии. Однако таких изобретений, как колесо и шариковая ручка, новоявленные лентяи почему-то не дали Магмарии. Изобретались странные вещи.
Например, кузнец Тунгур изобрел подпрыгивающую к молоту наковальню. Благодаря пружине наковальня сама билась о молот, однако мечи и подковы получались кривыми, ломкими. Постепенно у Тунгура не осталось клиентов, а он все лежал и лежал на печи, пока его бизнес окончательно не развалился.
Ундина Маэли изобрела особый аквариум для выращивания злополучного малька. Каждый час в аквариуме появлялась ложка с кормом, а малек рос. К сожалению, лень Ундины не дала ей изобрести таймер для окончания кормежки. Малек все рос и рос. В итоге к осени он превратился в ужасного шаркида и выгнал свою благодетельницу из Лукавой заводи.
Гливенс изобрел станок по приготовлению пищи, однако лень и ему не позволила свое изобретение довести до совершенства. Станок хаотично мешал ингредиенты, что нередко приводило к очень невкусным блюдам. Таверна Гливенса постепенно опустела: магмары теперь предпочитали еду готовить дома.
Путана Магдалена изобрела автоматический парфюм. Амфора благовоний хаотично распыляла запахи на нее и ее клиентов. В результате этого происходили смешение запахов и аллергия у любителей соблазна. Публичный дом тоже постепенно опустел.
Экономика Хаира стала буквально трещать по швам, ведь лентяи больше не могли платить налоги государству. Казна постепенно опустела. Нищий Веркирий со слезами на глазах прибежал к Бругильде, ища совета у своей старой подруги.
— Надо срочно изъять из продажи леденцы лени и заставить Авелиуса изобрести формулу трудоголизма! — посоветовала колдунья.
Совет был вполне логичным, но… легко сказать, но тяжело сделать…



Веркирий и Бругильда переступили порог дома ученого и застыли в ужасе. По дому ученого ездили какие-то механические человечки и что-то все время делали. Одни роботы писали за Авелиуса научные книги, другие брили ему бороду, третьи — стирали одежду ученого, не снимая ее с его тела. Дом ученого был полон писка, треска, а сам Авелиус создавал очередного мехатроника. Одни роботы подвезли гостям стулья, а другие тут же стулья увезли в чулан. На столе перед Авелиусом лежала гора чудесных леденцов.
— И не лень тебе, Авелиус, изобретать всякую ерунду!? — закричал Веркирий, пытаясь перекричать шум машин.
— Я хочу изобрести машину для создания машин! — Авелиус сумасшедшими глазами смотрел на гостей. Например, нужна машина для изготовления леденцов? Пожалуйста! Ее изобретет мегамашина, а я буду вечно лениться!
— Не надо больше ничего изобретать! Ты уже развалил всю экономику Хаира! — Веркирий тряс за плечи ученого, пытаясь привести в чувства. — Твои изобретения ужасны.
— Надо больше лени добавить в леденцы! — Авелиус был на своей волне.
— Нет, надо изготовить леденцы трудолюбия! Хватит нам в Хаире лентяев! Лошади бегают без подков и стирают копыта о мостовые до крови, еду в таверне стало невозможно есть, а от добропорядочных граждан Хаира стало нести соблазнами путаны за версту, и теперь им никак не скрыть от своих жен свои ночные похождения! — Веркирий так злобно стукнул по столу кулаком, что леденцы покатились по полу, проваливаясь в щели между половицами.
На следующий день Авелиус проснулся прежним ученым. Оказывается, эффект лени длился ровно сутки, а новой дозы сладостей не было. Почему роботы не изготовили новых леденцов ленности? А им стало тоже лень это делать. Постепенно трудолюбие просыпалось в хаирцах, экономика страны снова восстановилась. Только одно но… Леденцы, упав под половицы, стали сладкой добычей пауков. Через некоторое время ленивые пауки изобрели механических пауков. Весь дом Авелиуса стал походить на пещеру ужасов, где пауки своей механической паутиной заполонили почти все пространство. Несколько месяцев стража Дартронга воевала с этими чудовищами, а Бругильда, Веркирий и Флаввий усердно уничтожали паутину, но все эти усилия были тщетными, пока под полом не закончились все леденцы ленности.
— О, сладкий вкус лени, как ты бываешь порой опасен! — этими словами начал Авелиус очередной том своих научных изысканий.
“Хм… а если правда изобрести леденцы трудоголизма, что будет?” — новые горизонты научных изысканий так и манили к себе ученого, но это будет уже совсем иная история.

Ранняя осень всегда радует сердце багряной красотой и свежестью. Уже нет того ужасного палящего зноя, что плавит все вокруг. Дышится легко и свободно. Небо еще не успело налиться свинцовой тяжестью. Перистые облака, словно сказочная перина из страны элланов, украшают горизонты Призрачной Дали.
Шеара Аароновна грустно вздохнула. Сегодня — День открытых дверей для ее бывших выпускников. Вспомнит ли кто-то о своей учительнице? В прошлом году все жители земель Великих драконов были заняты: кто-то варил компоты и зелья на зиму, кто-то собирал урожай, а кто-то просто забыл о своих школьных годах. Шеаре было очень обидно, ведь она столько души вложила в своих бывших учеников. И сегодня, скорее всего, никто о ней не вспомнит. Сделав элегантный пучок из длинных золотистый волос и нацепив очки на нос, Шеара крутилась перед огромным зеркалом в холле школы божественных наук. Да, ей очень шли строгий классический костюм, туфельки- лодочки и жемчужные бусы из недр самого Флаунгарда. Но хотелось видеть своих учеников… Чего они добились в жизни? Как великая богиня Фэо она, конечно, все это знала, но ей хотелось почувствовать не свою божественную сущность, а свое человеческое естество. Хотелось стать обычной учительницей, ожидающей тех, кого когда-то обучала разным премудростям.
Наверное, никто не придет…
Вдруг стеклянные двери распахнулись. На пороге школы стояли ее бывшие ученики. С грустью вечно молодая богиня заметила, как побила жизнь многих ее учеников и учениц: морщины, усталость и грусть в глазах, седина… Время никого не пощадило, кроме нее.
— Дорогие мои дети, — Шеара светло улыбнулась и жестом пригласила пройти милых ее сердцу гостей в класс. — Надеюсь, вам понравится мое угощение…
Изувер снял рогатый шлем с головы и, низко поклонившись, преподнес учительнице огромный букет цветов из джиннских земель.
Шеара рассмеялась:
— Я всегда знала, что из двоечников вырастают не только хулиганы, но и очень романтичные джентльмены.
Бывшие ученики вошли в школьный кабинет, где все было готово к шумному чаепитию: стол с печеньем, тортами, сладостями и огромным пузатым самоваром в центре.
— Давайте начнем день школьных воспоминаний! — предложила Шеара. — Пусть первыми начнут мои сыновья!
Эрифариус и Стриагорн стыдливо опустили глаза к полу.
— Мааааааааам, может, не надо? — Стриагорн звонко хрустнул овсяным печеньем.
— Не мамкай! — строго сказала Шеара. — Выполняй домашнее задание! В школе нет мам и сыновей, а есть учительница и ее ученики.
— Ну, — Стриагорн нехотя стал делиться воспоминаниями, — Это было на уроке химии. Наша химичка Нимфея Фонтановна дала нам делать лабораторную работу. Для начала надо было зажечь фитиль в колбе. Делать это надо было с помощью щепки. Все зажигали свои колбы по правилам от колбы Нимфеи Фонтановны, а мы с братом забыли о щепке и решили зажечь наши колбы, словно свечи. Горючая жидкость из наших колб вылилась, и загорелся учебник химии. С тех пор нас с братом в школе прозвали пожарниками. А нашу маму вызвали к директору.
Гости рассмеялись от истории драконов. Стриагорн высоко подкинул печенье в воздух и мастерски поймал зубами угощение.
Бывшие ученики весело зааплодировали драконам.
— К счастью, Нимфея Фонтановна быстро ликвидировала пожар, правда, один учебник химии сгорел в костре знаний, — подытожил рассказ брата Эрифариус.
— Это было на уроке биологии, — подхватил эстафету школьных воспоминаний оккультист Коэшу. — Точнее анатомии. С нашей учительницей по биологии Аладеей Урожаевной мы проходили тему строения скелета. А я у отца украл волшебный порошок и в середине лекции оживил школьный скелет. Аладея Урожаевна подумала, что над ней издевается наш физрук, Бог мертвых и проклятых — Мертвяк Ужасаевич, сломала его свисток и секундомер. С тех пор и начался вечный конфликт между этими двумя богами.
Гости от души хохотали, вспоминая забавные истории школьной жизни.
— А я однажды сорвала урок истории! — похвасталась мастерица Сойгура. — У нас на школьных кабинетах от времени слетели номера. В тот момент пришел в школу новый учитель истории Эгос Хумович. Я его полчаса водила по этажам, якобы забыла, где находится кабинет истории, а затем подвела к кабинету иностранных языков и подсунула ключ, который выковала сама дома. В итоге Эгос Хумович взломал дверь кабинета и был лишен в первый же день работы премии, а наш класс в последние десять минут урока получил контрольную работу по истории Фэо-мира.
— У меня тоже есть забавная школьная история! — пропищал Шеймус. — На уроке рисования я изобразил портрет Эгоса Хумовича в жанре шаржа и подписал, что сия работа принадлежит кисти великого учителя изобразительных наук Вулкана Магмаровича. С тех пор и началось противостояние людей и магмаров, а уж летописцы все значительно приукрасили.
Шеймус захихикал.
— На уроке технологии я в кастрюлю с щами добавила волшебного зелья, — призналась ведьма Гредея. — Сильфея Кислородовна, отведав блюдо, превратилась в линга и долго светилась, носясь по кабинету. За поведение я получила “двойку”, а за изобретение нового эликсира превращения — “пятерку”.
Изувер скромно поднял руку и признался:
— А я нашей классной руководительнице Шеаре Аароновне часто на стул подкладывал кнопки… Но она никогда их не замечала. А мне хотелось, чтобы она обратила на меня внимание!
— Я всегда все замечала, — призналась Шеара, прижав к груди чудесный букет из Мистраса и от удовольствия прикрыв глаза, — И я очень рада, что в этом году вы все вспомнили про День открытых дверей для бывших выпускников нашей школы!
Самовар торжественно пыхтел, чашки потели от ароматного чая, а бывшие ученики вновь и вновь делились забавными историями из своей школьной жизни.

- Суперблиц. «Из какой капусты вырастают дети, или это аист их принес?..»,
(«Самый лучший день», Андрей Усачев).

Когда рождается дитя,
что долго ждали,
Какие видит сны оно и грезы?
Ведь при рожденьи меркнут все печали
И высыхают даже злые слезы.

Дитя пока агукает на ночь,
Смеется,
когда падает звезда.
И кажется, что не прогонит прочь
Летящие по облакам стада.

Единороги мордой тронут высь,
Пегас коснется облаков крылом…
А твоя дочка постучится в жизнь,
Чтобы украсить смехом хмурый дом.

Поляны сна цветут дурман-травой,
Порхают феи среди старой сказки.
А небо утром смотрит синевой,
Как будто радужка у неспокойной хаски.

И движется все, словно корабли
По неспокойным водам океана…
Рождается сознание земли,
Где неосознанность -
уже почти мембрана.

Но стаи аистов покинули гнездо,
Их манит юг и жаркий берег солнца,
Где льется в грани терпкое бордо
И звонким смехом юность рассмеется.

Еще немного - встретит нас Гаронна,
И пусть всего лишь сон всё,
сладкий бред,
Моя душа,
что короли ночной Вероны,
В рождении судьбы
мне даст скупой ответ.

Был самый обычный осенний день, когда Шеара заскучала. Заскучала смертельно. Странно, конечно, для бессмертной богини заскучать именно так, но вечно моросящий дождь за окном других настроений не навевал.
“А приглашу-ка я в гости на шахматную партию Эзфогена Беспощадного”, — подумала верховная богиня земель Великих драконов.
На следующий день Изувер предстал пред огненные очи златокудрой богини. Сняв рогатый шлем, глава Вершителей зла сделал легкий кивок Шеаре. Богиня невольно поморщилась, не ощущая в душе Эзфогена рабского поклонения, но здесь уже ничего не попишешь. Шеара с интересом рассматривала лысину гостя, всю изуродованную шрамами и ожогами войны. А затем вздохнула и изящным жестом руки пригласила начать игру.
Богиня выбрала белые фигуры, а Изуверу уже ничего не оставалось, как играть черными. И партия началась.
— Эзфоген, я долго думала и решила уничтожить в мире Фэо все зло! — сказала Шеара, начиная движение пешкой.
— Шеара! Это глупость! — воскликнул Изувер. — Неужели Вам нужно два слащавых Норака Доброхота? Без зла не будет существовать и добро!
— Представь, никакого зла! Никаких негатива, крови, убийств, воровства, похоти! Даже вор Чигрик станет на путь истины! — Шеара вывела коня в центр поля.
— Ну да, а стражи Дартронга останутся без работы, и их семьи умрут с голода! — грубо спустил на землю богиню Изувер, двигая ладью на другой край поля.
— Люди и магмары перестанут воевать! — Шеара легким движением руки заставила ферзя двигаться по диагонали.
— Да, перестанут и умрут со скуки, спившись в трактирах, — иронично хмыкнул злюка.
— Никакого зла! — в глазах богини горела синим пламенем идея фикс.
— Глупости! — лысина Изувера побагровела от праведного гнева. — Навязанное жителям Фэо добро тут же станет абсолютным злом! Нельзя сделать человека счастливым и добрым против его воли! Каждому нужен выбор! Добро и зло — две стороны одной медали! И Вы, Шеара, только что потеряли ферзя!
Ловким движением руки Изувер столкнул за край шахматного поля белую королеву, гордо поставив на ее место слона.
Шеара звонко рассмеялась. Ее пешка заняла крайнюю клетку поля, став новым ферзем:
— Эзфоген, а тебе шах и мат! Иногда надо жертвовать самой сильной фигурой ради победы!
Изувер почувствовал в своей душе какие-то странные нотки доброты. Тьма постепенно истончалась, уступая место новым всполохам доброносного мрака.

Под крылом дракона

Беспощадным шорохом страниц
Нам судьба напомнит о прошедшем,
Где любовь под маской хмурых лиц —
В душу прорастающая нежность
Лепестками тающей зари,
Всполохом надломленной осоки
Позови и двери отвори
В осени манящие чертоги.

Припев:

Люби меня крепче, крылатый дракон.
Где чёт или нечет и "днесь" — испокон.
И падает звонко дукат на ребро.
Где крылья расправив, взрываем нутро.
И больно, и сладко, где облако тает.
И бьется о рельсы безлюдье трамвая.
Где только вдвоем и осенняя сага
Ложится лучами любви на бумагу.

Золотым каскадом горных лун
Расплескайся в сини мелководий.
Нежностью эльфийских тонких струн
Отзовись в дыхании мелодий
Болью и чаянием дождей,
Где размыта осень на полотнах...
И душа становится нежней
От драконьего безумного полёта.

Припев:

Люби меня крепче, крылатый дракон.
Где чёт или нечет и "днесь" — испокон.
И падает звонко дукат на ребро.
Где крылья расправив, взрываем нутро.
И больно, и сладко, где облако тает.
И бьется о рельсы безлюдье трамвая.
Где только вдвоем и осенняя сага
Ложится лучами любви на бумагу.

Полетим в разрыве догм и скуки,
Горизонта дали оживим.
Хорошо на лезвии разлуки
Тем, кто поцелован и любим
Осенью с волшебными глазами,
Девушкой с чуть непокорной чёлкой,
Бабочкой с небесными крылами,
Что дарует миру лёгкость шёлка.

Припев:

Люби меня крепче, крылатый дракон.
Где чёт или нечет и "днесь" — испокон.
И падает звонко дукат на ребро.
Где крылья расправив, взрываем нутро.
И больно, и сладко, где облако тает.
И бьется о рельсы безлюдье трамвая.
Где только вдвоем и осенняя сага
Ложится лучами любви на бумагу.

Жил-был на свете просто серый кот,
Что щурился на солнышко, мяуча.
Глаза-крыжовники смотрели в небосвод
И видели порой грозу и тучу.

Однажды появилось вдруг дитя,
И врач сказал, что будет аллергия.
Не понял кот: избавиться хотят,
А за окном бесилась всё стихия.

Его куда повезли в машине в ночь,
Проснулся он сарае грязном, мрачном.
Веревку перегрыз - и поскорее прочь,
Не понимая, что всё это значит.

И он бежал по рельсам и путям,
Сворачивал окольною дорогой,
Он видел непогоду ноября
И думал “беспокоятся” с тревогой.

Свалялась шерсть, обвисли уж бока,
Из глаз тек гной, а может, даже слезы.
“Хозяйка любит”, - думал кот… Уже слегка
Ветвей коснулись первые морозы.

Он не судил, кошачьим же нутром
Кот понимал, что стал немного лишним:
“Они поймут мою любовь потом,
Хозяйка ждет, она меня услышит”.

Шатаясь, кот приполз всё ж на порог,
Не для укора, а уже - проститься.
И у зверей, кто душами глубок,
Бывают человеческие лица…