Немного поэзии - немного прозы

Вика посоветовала мне завести страничку в "Творчестве". Буду сюда вносить вещички своего творчества.

Февральский дар

Мне нравятся драконии порывы,
Любовь на остром краешке пера,
Резное сердце, страсти эликсиры,
Амура власть — влюбленных то пора.

Воркуют голубки, и нежность взора
В глазах прохожих и влюблённых пар.
И с грацией шута или жонглера
Вручается нам всем Февральский дар.

Послания любовные от феи
Как старт событий из высоких грез.
Биенье сердца, аромат влеченья —
Всех осыпаем лепестками роз!

Со сливками клубника — искушенья,
Но так соблазн приятен для искусств...
И сердце каждого становится мишенью
Для пробужденья самых нежных чувств!

Баллада про 8 Марту

У Багурона — восемь дочерей!
Но вот беда — их Мартами всех звали.
Вдруг скачет рыцарь голубых кровей
С горящим взором за стальным забралом.

— А Ну-ка даму сердца подавай! —
Кричит любовник дерзко и нахально!
— Ох, рыцарь храбрый, что же выбирай!
Вот восемь Март — почти что идеальных!

И смотрит рыцарь: Марты хороши,
Но всё ж изъян находит в каждой первой!
То уши велики, как будто для лапши,
То взгляд суров, возможно, дева — стерва...

Семь девушек уже забраковал!
То нос широк, то лоб открытый слишком,
То слишком вытянут ее лица овал,
То высока, то больно коротышка!

И, наконец, Восьмая Марта вдруг
Пушистыми ресницами взмахнула.
Повержен рыцарь. Мнит, что он супруг!
Она ж гальфидой яркой упорхнула...

То притчу произносит Багурон!
Не придирайся к красоте девичьей!
Столы накрыты, кубок осушен —
За милых дам, чтоб тост был лаконичен!
(Экспромт)
________
Милые, обаятельные, прекрасные, талантливые, вдохновляющие, дарующие надежду и любовь!
С праздником вас!

Болотная элегия

Не жалея сил, сандалий
Выбрали в болото в путь.
Каждый грезил: цветик алый
Обменяется на ртуть.

Там, где топь, идём по кочкам
Вереницей, не спеша.
Подари, Богельф, цветочек —
Хлябей мрачная душа.

Надуваем дружно жабу,
Шизки и поганки рвём...
И от родственничка- Хабу
Мы привет зеленый шлём.

Звонко хлюпает трясина.
Злые оки мертвецов
Смотрят холодно нам в спину,
Шепчут что-то из-за мхов.

Но шипеньем злых филиций
Правит выкормыш болот!
Дышит смрадами водица,
Призраком туман ползет.

Хрясь — помял Богельф нам чакры,
Ядом камыша сразив!
Засосала в лоно слякоть —
Вот тебе и креатив!

Вся кольчуга стала в ряске,
А на шлеме — мха гнездо,
И с болотной перетряски
Бронь течет, как решето.

Хватит, Гливенс, насмехаться!
Наливай шиз-пива враз —
Из болотных, из субстанций!
Кружка эля — за рассказ!

У звезд — единый миг. _ _ _ _ _ _ _ _ У слова — сладкий звук...
Созвездье Андорвэн _ _ _ _ _ _ _ _ _ Безвременья на страже.
И Млечный путь велик_ _ _ _ _ _ _ _ _Конфликт буяк — чууг
Средь мирозданья дзэн_ _ _ _ _ _ _ _ Комично эпатажен.

***
"Корабли постоят..."
А вернутся ль домой?
Среди льдов угасая
дорожным курсивом...
Говорят, зарекаться тюрьмой
и сумой
Бесполезно и глупо,
Совсем не красиво...
Кандалы бытия
Есть у каждого все ж...
А кому-то важнее
Мгновения спешки.
Я, конечно, вернусь,
если даже то - ложь.
Я, возможно, спою -
Океан ведь безбрежен!
Постоят корабли,
покоробят причал,
И вспугнут чаек крик
У заброшенной бухты...
Аромат белой розы,
Остывший ли чай...
Иль пьянит невзначай
медовуха....
"Корабли постоят
и ложатся на курс"...
Ничего не изменится боле...
А на Севере песни
в созвучиях муз
Ищут мужество сна в ледоколе.

  Элпис [9]  — литератор/   _ЯгуарА_ [13]  — скульптор / вне конкурса

вне конкурса

Целый мир от красоты,
От велика и до мала,
И напрасно ищешь ты
Отыскать её начало.

Что такое день иль век
Перед тем, что бесконечно?
Хоть не вечен человек,
То, что вечно, — человечно.

А.А. Фет

Вступление.

— Уважаемые жители Дартронга! Я рад приветствовать вас на открытии памятника урожаю и плодородию, — при этих словах старейшина тяжело вздохнул, отер дрожащими руками пот с лысины и, угрюмо уставившись в “писанину” мудреца Флаввия, а по совместительству и его личного секретаря, продолжил читать таким голосом, словно это его последняя речь и его ведут на эшафот.
В толпе раздались смешки, и спелый помидор, просвистев в воздухе, разбился о скульптуру, мягко стекая аппетитными мякотью и соком по странному изваянию.

Глава 1. Неделей раньше.

— Ну, кого там еще нелегкая принесла? — проворчал Веркирий, не поднимая головы и что-то лихорадочно записывая.
— Да карлик Смурри требует аудиенции, старейшина! — Флаввий стоял в дверях кабинета правителя Дартронга, загораживая худенькую фигурку очередного просителя.
— Ох, ну что снова понадобилось этому Смурри? — Веркирий тяжело вздохнул: он так надеялся, что в последние пять минут приема никто не придет и ему удастся посидеть у колодца, подышать свежим воздухом близ вулкана, поучить юнцов Хаира жизни. А тут нате Вам! Снова приперся этот карлик Смурри! — Нет меня!
Веркирий норовил уже спрятаться под массивный стол, что был украшением его кабинета, но слишком поздно — карлик ловко юркнул в маленький зазор между мудрецом и дверным косяком, волоча по полу огромный тубус.
— Старейшина, я на секундочку! — пропищал Смурри, бойко открывая тубус и вытряхивая оттуда ворох бумаг на пол.
Веркирий замахал руками:
— Смурри, некогда мне выслушивать твои очередные бредни! В прошлый раз я тебе поверил, и что из этого вышло? Ты мне упорно доказывал, что горгульи — милые существа и их необходимо прикармливать на Центральной площади! И ты даже им смастерил супер-кормушку за счет городского бюджета! А чем всё это закончилось?
— Старейшина, каждый творческий человек имеет право на ошибку! — Смурри наигранно виновато потупил взгляд вниз, рассматривая свои узконосые сапожки.
— Ничего себе ошибка! Эти горгульи захламили городскую яму всяким мусором, и теперь там полно склянок и всяких осколков! Меня горожане после твоего “уникального изобретения” чуть не побили! — Веркирий рассердился не на шутку, его смуглый лоб покрылся холодной испариной. — Или другая твоя сумасшедшая идея! Ты решил, что шанкары нам помогут в борьбе с крэтсами! Типа антисанитария, а тут — милые кошечки! И что в итоге?
Смурри шмыгнул носом, его забавный колпак понуро покачался из стороны в сторону.
Веркирия было уже не остановить:
— Молчишь? А я напомню. Ты придумал создать мягкие лежанки для шанкар вдоль мостовых! Итог? Крэтсы как бегали везде и всюду, так и бегают, зато мы еле избавились от Изувера, который тоже оценил почему-то лежанку от карлика Смурри и решил поселиться в городе со своими приспешниками зла!
— С изобретееееееениииямииии покончено! — карлик разрыдался, всхлипывая на весь кабинет.
Старейшине вдруг стало жалко этого маленького человека. Праведный гнев Веркирия резко сошёл на “нет”, а в животе призывно заурчало, напоминая, что рабочий день закончился и пора спешить домой ужинать.
— Старейшина, Вы только посмотрите, что я придумал! — Смурри протягивал ворохи бумаг из тубуса с огромной мольбой в глазах.
И Веркирий капитулировал, правда, остановив жестом ладони разворачивание манускрипта:
— Что я тебе мудрец что ли рассматривать твои ворохи бумаг? Нет там небось ничего ценного! Так скажи, лень мне смотреть твои мазюльки!
— Это — проект! — голос Смурри был полон многозначительности. — Мы воздвигнем памятник плодородию и урожаю на Ярмарочной площади! Богине Аладее, наверняка, понравится такое внимание! Ваше правление войдет в историю Фэо как символ красоты, справедливости и любви к искусству!
Веркирий не очень разделял творческий подъем карлика, но “символ красоты, справедливости и любви к искусству” нашел отклик в его уставшей душе. Старейшина махнул рукой:
— Ладно, ваяй свой символ!
Смурри радостно подпрыгнул вверх, практически на высоту своего роста, чего от него совсем не ожидал Веркирий, и, сложив лихо бумаги в тубус, умчался, хлопнув дверью.
Наконец-то, можно идти домой!

Глава 2. Пора сдавать работу!

— Шеймус, не шевелись! Не видишь что ли, что я делаю самую главную деталь в скульптуре! — находясь на самом верху огромной лестницы, Карлик бойко подправлял напильником шероховатости своей лепнины. — Модели не должны шевелиться!
Шеймус вздохнул и кокетливо закатил глаза к потолку, стоя на табуретке в углу комнаты.
— Ах, я похож же на Аладею? — на голове у Шеймуса красовался парик с длинными зелеными волосами, а в руках он держал мясного жука — домашнего питомца карлика Смурри.
Ну сами подумайте, кого как не мясного жука заводить карлику дома? Ему любой церс или котенок покажется огромной шанкарой! Вот карлик и “усыновил” мясного жука. Жук привязался к хозяину, вырос толстым и холеным. Иногда воители смеялись над Смурри и норовили слопать его домашнего питомца! Карлик ругался и грозился кулачком в сторону жестокосердных верзил, как он их величал про себя.
— Ну, скоро ты там доделаешь шедевр? — нетерпеливо вопрошал и каламбурил Шеймус. — У меня уже от моей недвижимости все мои движимости затекли!
— Еще минутка, и он готов! — радостно сказал тоненьким голоском Смурри.
В дверь постучались.
— Кого там крофдор принес в такой поздний час? От высокого творчества отвлекают! — карлик недовольно пропищал, затем нехотя слез с деревянной лестницы и прошлепал босыми ногами к двери. На пороге стоял… хмурый Веркирий.
Старейшина низко поклонился, точнее это карлику так показалось, что поклонился, на самом деле, Веркирий пытался пролезть в низкий дверной проем дома карлика. Внутри было уже не так низко и узко. Старейшина стал глазами искать заказанный городом памятник плодородию и урожаю:
— Ну? Показывайте! Завтра уже открытие памятника на Ярмарочной площади, а скульптуры все нет! Я даже свою телегу привез. Пора транспортировать “символ красоты, справедливости и любви к искусству”!
— Так вот же он! — Карлик важно указал на изваяние у лесенки.
Глаза Веркирия в прямом смысле слова полезли на лоб, как у игуарона, который напал на слишком большого и сильного воителя на корабле “Мрачный хавр”.
Старейшина тяжело сглотнул подступивший к горлу комок, рассматривая шедевр, его левый глаз нервно и предательски дернулся, а правый глаз в этот момент посмотрел на левый, словно старца покусал Гизедор.
— Что это? — только и смог из себя выдавить Веркирий.
Это была поистине странная скульптура! Огромный майский жук держал в своих передних лапах женскую фигурку, внизу пьедестала лежала гора разных овощей: помидоры, капуста, огурцы, кабачки были раскиданы у мохнатых лапок мясного жука, а довершала этот парад садово-огородного хаоса вишенка! Казалось, что это чудовище вот-вот вонзит свои мохнатые щупальца в девушку, а вишенка будет десертом после кровавой трапезы!
Лицо Веркирия стало краснее, чем изваяние помидора в композиции. Старейшина схватил Смурри за шиворот и начал орать, неистово тряся карлика:
—Мокрицу Уицу тебе за пазуху! Где тут “символ красоты, справедливости и любви к искусству”? Ты что такое сотворил, карликовая душа? Я уже приглашения горожанам разослал на открытие памятника! Да надо мной завтра весь город будет смеяться!
Барахтаясь в воздухе, карлик пищал:
— Старейшина, я художник — я так вижу! Это гротеск! Прием такой в скульптурном ремесле! Это не только “символ красоты, справедливости и любви к искусству”, но и гимн всем маленьким существам в мире Фэо!
— А что в руках у этого мохнатого чудовища? — Веркирий свободной рукой указывал на “добычу” скульптурного жука.
— Это богиня Аладея! — упавшим голосом ответил Смурри и обреченно всхлипнул.
— Смурри, это не похоже на Аладею, крофдор тебя побери! — Веркирий попытался взять себя в руки и поставил на пол маленького человека. — Эта фигурка похожа на … Мэри, что изготавливает в трактире овощное рагу!
Вдруг Веркирий затих и мечтательно причмокнул пухлыми губами, а затем после некоторого молчания пробормотал:
— Какая женщина! Помнится, во времена юности меня Багурон звал в гости! Так вот я с удовольствием заезжал в ее милый трактирчик! Заказывал там овощное рагу, стаканчик шиз-пива и салат из щупалец малышей Корра!
Смурри всхлипывал, как маленький ребенок, которому отказали в сладком, растирая ладошками цветную глину по своему темному личику:
— У меня моделью был Шеймус! Ну откуда мне взять в модели Аладею? Она ж не согласится позировать начинающему скульптору!
— Ладно, не реви! Прости меня, погорячился, — Веркирий примиряюще погладил карлика по голове, а затем скомандовал. — Смурри и Шеймус, пошли грузить ваш шедевр в телегу!

Глава 3. Открытие памятника.

Пожалуй, это был самый ужасный день в жизни правителя Дартронга! Открытие памятника потерпело полное фиаско. Мальчишки Дартронга закидали памятник помидорами, причем часть помидоров выпала на долю оратора Веркирия, скульптурного гения Смурри и лучшей модели всех времен и народов Фэо весельчака Шеймуса.
— Ненавижу помидоры! — орал Веркирий, убегая с Ярмарочной площади Хаира. — Я думал чистка ямы после горгулий и выдворение Изувера из города были самыми ужасными моментами моего правления! Но я ошибся! Смурри, чтоб я ещё хотя бы раз поверил в символ красоты!
А ночью полил дождь, смывая помидорную мякоть с постамента, томатные ручьи звонко бежали по мостовой. К утру ливень затих, майские травы задрожали в нежной истоме, колокольчики радостно зазвенели, почувствовав приближение удивительной гостьи. А это Аладея подошла к злополучному памятнику! А надо вам сказать, что она богиня не только плодородия и урожая, но и повелительница всех почв мира Фэо! Аладея обошла кругом монумент, звонко рассмеялась в предутренней тишине и прикоснулась рукой к странной лепнине. Изваяние задышало, словно ожило. И постепенно композиция стала меняться. Через несколько минут на пьедестале стояла точная копия Аладеи из глины, на ладони глиняной богини сидел довольный мясной жук, а у божественных ног девушки стояла огромная корзина, полная овощей и фруктов.
Мирроу торжественно поднималось из-за горизонта, а у символа урожая и плодородия столпилась удивленная толпа. Слышались восторженные возгласы:
— А памятник-то с загадкой оказался! Двойной! Дождь смыл верхний слой глины! Вот это да! Айда Смурри, айда шутник! Под уродством спрятал от нас такую красоту!

Эпилог.

Оставалось пять минут до закрытия приема просителей. Веркирий уже мечтал о жареных ножках Рохи, как в кабинет ворвался… карлик Смурри:
— Старейшина! У меня новый проект! — пищал карлик, размахивая огромным тубусом.
На этот раз Веркирий был учен на своих ошибках и развернул ворохи бумаг Смурри.
К его удивлению, там был эскиз постамента с его башмаком.
— Что это? — брови Веркирия сурово сошлись на переносице, как сходятся Эрифариус и Стриагорн в битве века.
— Это символ деспотизма! — гордо ответил карлик.
— Вон! — как резанный кодраг, заорал Веркирий, указывая пальцем в сторону двери.
Затем правый “символ деспотизма” просвистел над головой карлика, попав в голову не успевшего увернуться Флаввия, а левый “символ деспотизма” набил огромную шишку на лбу Смурри. Скульптор-самоучка, схватив тубус, бросился к входной двери. А Веркирий шумел уже вдогонку:
— Я тебе сейчас покажу все “символы деспотизма”, Смурри! Марш в деревню Ангрияр раздавать фантики народу! — а затем, подумав немного, добавил. — Пожизненно!

_______________________________________


Открывать памятник — это задача непростая, порой одного таланта скульптора для этого бывает маловато. Как говорится, пришел май — твори и вытворяй! С уважением, ваши балагуры.

Когда, как спрут, в коралловом закате
Тоска сжимает тайной Баллаура,
В Безмолвие манящий Корр Гурральдий
Чернильным ядом будоражит хмурость.
Нелепый слог!
И охры знойный танец
В сиреневых лохмотьях легкой шали,
Когда Мирроу прячет свой румянец...
Скрипит причал,
немного обветшалый.
Где синий сумрак грезит позолотой,
Лесной фиалки голубые брызги...
И дальний плёс...
Скольженье старых лодок...
И изумрудный флёр озёр разбрызган...
Запруды илистой Полуденных земель
Касается мой слог, слегка жеманный.
В Запретный город входит моя тень,
В Дартронг въезжают шумно караваны.
Капризный бриз.
И перевозчик Вамба
Волнует глади лавовой реки.
Дух заточён в изгибах ржавой лампы
И в ворохах мучительной строки...

Летняя элегия

Я от весны устала, в самом деле.
Мне хочется постигнуть буйство трав.
И будоражат сон ночных дубрав
Духа грозы скрипучие качели.

Не на подмостках — Боже упаси
Сражаться за почёт и за таланты.
Небесный свод, что на плечах Атланта,
Звездой погасшей по душе скользит.

За часом час уносит мысли вслух,
Макая первозданность в рощи сакур.
Доверившись лирично полумраку,
Закат стремительно над гладью вод потух...

Черёмуха, разбрызгав аромат,
В край детства позвала капризной рифмой,
И силуэты чертит властно грифель,
Рисуя прошлого ветхозаветный сад.

Я в лето журавлиное спешу,
Где не предаст созвучие ремёсел,
Где о волну ударит пара вёсел
И водный вал стремится к камышу.

Рассвет забрезжит скромно поутру,
В туманности купая пламя страсти, —
Часы напомнят пленникам о власти,
Вселяя в нас июньскую хандру.

И так за кругом — круг, за бегом — бег —
На краешке у лезвия эпохи,
Где муза нищенкой в безумной суматохе
В душе поэта не найдёт ночлег.

Элегия пророчеств

На перечёркнутом закате ноября
Фантасмагорий всяких и пророчеств
Вы уплывали в дальние моря —
В объятья одноглазых одиночеств.

Вы уплывали — саламандры след
Комета оставляла в черной жути.
И, комкая вишневый свой берет,
Жалела о потерянной минуте.

Закат жевал размытые черты,
Рядясь в болонью, ливень вы ругали.
В пророчествах осенней суеты
Мы грезили о яростном финале.

И наша смерть ерошила изгиб
Холодных губ в промерзлые рассветы.
И тень скользила наших мертвых рыб,
Тревожа флаундинов силуэты.

Ложилось призраком пророчество
не вдруг —
Горела рукопись
враждебных предсказаний.
И паутину вечности паук
Плел с каждым днем
безжалостней и рьяней.

Толпились на совете мудрецы,
Заламывали руки звездочеты...
И, проклиная странный мистицизм,
Мы хоронили не себя — кого-то.
Ноябрь 2019

– Кто осилит весь диван? –
Спросил Хайям, сев на бархан.

Элегия о "нет" и "да"

Мимишность — то не искренность ни разу!
Целующий — не значит бог любви.
Мы бриллиантами не называем стразы,
И канарейки — то не соловьи.

Отшельник — не жонглёр словес высоких,
Искусство — не потерянный пятак.
Из тысяч нестандартных мифологий
Придумай свой достойный саркофаг.

Не в вечности — игра на тонких струнах.
Писать иль нет? — Дано судить не нам.
Но чертит свой таинственный рисунок
В святилище погасшем фимиам.

Не нами мир воспет, а может — нами.
Иду туда, где путь не ясен мой!
Быть может, и журавлик-оригами
Окажется в руке судьбы живой!

***

Сойдем с тобой на станции июня
И в лето заполошное войдём,
И поплывём в закат на ветхой шхуне,
Ища кораллы в голубой лагуне,
Мечтая, что на острове вдвоём...

Вот — остановка с сочной земляникой,
Где отдохнем под ясенем в тени,
Где в жизни нашей, в чем-то полудикой,
Обвитой чуть настырной повиликой,
Бегут куда-то станции-огни.

Но отгорит зеленый беспредел,
И мы ворвемся с ходу в ржавый август.
Пока что лес еще могуч и густ,
Но ржавчина на ветках показалась,
Да и закат уже побагровел.

И вроде те же мы,
но мыслим по-другому:
Усталость осени ступила на порог.
Вот-вот в судьбу ворвутся эпилог,
И титров сонм,
И леса сон
глубок,
И лейт-мотив безмерно одинок,
Ведь жизнь стремится к зимнему излому.

И остановимся, смирившись...
И погост
И нашу примет дань.
И слишком скупо
Луч солнца выхватит из ночи храма купол,
И тронет робкий свет фантом мой из скорлупок,
Напоминая, что здесь каждый — гость.

Но всё равно останется строка,
Поэзии незримый тихий шелест,
Природы умирающая прелесть,
Чтобы напомнить нам уже в апреле
Неповторимость мига свысока.

Кто сказал, что у взгляда есть срок?
Тот не видел глаза Боттичелли,
Моны Лизы да Винчи... В пастеле
Озорной взгляд присущ Изабелле —
Это Рубенса знатный мелок.

Кто сказал, тот и сам ведь не понял!
(Рафаэль то писал изнутри).
Как сияет в Сикстинской Мадонне,
Что несет Тихий Свет на ладони,
Взгляд, рожденный в пучинах зари.

Кто сказал? Ренуара спросите!
Он умел взгляд писать изнутри!
Как бомонда французского житель
Видел средь мимолетных событий
Взор прекрасной Жаннет Самари?

Кто сказал, что у взгляда есть срок?
Не любил тот, а, может, сгорая,
Бросил дерзкий кому-то упрек:
Посмотрите, мол, я же пророк,
Только ад ведь не мыслим без рая!

Не любил, отстрадал, уходя
В ливень слез, где черемуха плачет
И тропинка бежит мать-и-мачех...
Взгляд твой слишком какой-то незрячий...
Может то от изгибов дождя?