«Летний дождь» (Прием работ)

(кликабельно)

Остервенело падает дождь.
Злобные струи косые.
Жаждешь напиться? Ну, что ж.
Пробуй потоки любые.

Наотмашь тугая струя
Бьёт по траве хлёстко.
Несущей волной плюя,
Вымывает землю жестко.

Мариэтта с болью смотрит,
С трудом сдерживая стон,
Как клочья травы вниз относит
И паводок смывает газон.

Покрылось небо грозовыми облаками,
Прохладный ветер прорывался сквозь туман,
Лучи Мирро́у растворялись за горами,
И птицы стаями слетались на курган.
Дождь барабанил по стеклу глухой темницы,
В которой пленницей Юминия жила,
Дни для неё тянулись серой вереницей,
А о свободе лишь мечтать раба могла.
Но хлёсткий ливень успокаивал тревогу,
Она смотрела на небесный окоём
И в нем черпала вдохновенье понемногу,
И рисовала, рисовала дождь углём.
Эскиз прерывистый, наполненный страданьем,
Той тихой болью, что терзала все года,
Искро́й надежды, молчаливым ожиданьем
Возврата жизни, что украли без стыда.
Дождь омывал её израненную душу,
Так с каждой каплей создавался новый штрих,
И в нем читалось: "Я не сдамся, я не струшу!"
А шёпот вод небесных за окном затих...

***

Скалится остров зубастой руккубовой пастью,
брег обезлесенный, гиблый уставший каньон...
Жить здесь — безумие, ждать здесь — смертельно опасно.
Проклята суша, земля накалилась огнём.

Мерять шагами сухие холодные плиты;
два на два комната — вот вам и весь аванпост...
Лучше с командой была бы волнами убита,
только б не видеть в глаза этот жуткий погост.

Заперта, скована, шагу не сделать без страха.
И́сподволь сжёван лихой капитанский ремень.
Гунглы гогочут, топочут в преддверии краха...
Я отмечаю зарубками прожитый день,

ставлю черту — нет воды уж почти что неделю,
вышли запасы, что были накоплены впрок...
Жизнь еле держится в слабом измученном теле.
Знать, без питья мой бесславно окончится срок.

«Дайте воды!» — пересохше шипят мои связки,
«Дайте воды!» — существо моё жадно кричит...
Ми́рроу смеётся с небес над бессильным приказом,
выше вздымая расплавленный огненный щит.

Что ж, умирать? Погибать? Не в бою, не на деле,
в логово загнанной, будто чумной валдагор?
Каплю росы, всё, чего я прошу, Аладея...
Лучше — дождя, что омоет собой пики гор!

Каплю росы... Мне... Воды...
Приглушаются мысли,
я не стою, я сижу, привалившись к стене...
Гунглы гогочут, топочут... но это без смысла.
Я не смогла. Я погибну в засушливом сне.

Я засыпаю... мне больше не больно, не страшно.
Только в гортани пожухший свербит котлован...

... и слышу Голос, сквозь дымку:
«Ну что ж ты, Баххаша?
Всё, что просила, тебе без раздумия дам.

Дочь свою верную мне не сберечь ли от смерти?
Ночью спасение ты на Фей-Го обретёшь!»

Я открываю глаза в твердокаменной клети...
а за стенами поёт и беснуется дождь.

О, Милосердная! Я подползаю к решётке,
силой последней, рывком прижимаюсь к окну...
Дождь! Правда дождь! Хохочу раскалённою глоткой:
нет, не умру, не умру, я теперь не усну...

Пью из ладоней глотками, чуть-чуть, осторожно...
Лучше шиз-пива, и рома, любого вина!
Нет, не умру... Можно жить. Да, наверное, можно.
Я спасена! Аладее хвала, спасена!

Гунглы не любят дождей, им вода — словно щёлочь...
Мне же стихия прибавила жизненных сил.
Бочки таскала с утра за глубокую полночь,
благо, до звёзд ливень жаркую почву поил.

И танцевала, смеясь, под разрушенной башней,
и сапогами топтала багровую грязь...
Я не умру. Я живая. Мне больше не страшно,
будто сегодня вдруго́рядь в дожде родилась.

Скалится берег... Мирро́у восходит на небо.
Горло из фляги промочит живая вода.
Жажда была ли? Всё кажется — дивная небыль...
Значит, нужна, не исчезну в глуши без следа.

В пустоши гиблой порфирой цветёт белладонна:
жизнь проторяет дорогу и там, где нельзя...
А за туманом, по-над океаном бездонным,
белыми крыльями слабо мелькнут паруса...

Болото, тина, дождь кап-кап,
Фицилии кругом сидят.
Сидят и смотрят день за днём,
Как Богельф тренируется кругом.

Пробежка, наклоны. Растяжка, уклоны.
Гимнастика дыхания, как измененный вид сознания.
И руки,ноги, плечи, голова.
И так и эдак крутятся, как тьма.

Как мгла и свет, и ветер, зной.
Всё движется. Хотя... Постой!
Тут бравых путников отряд,
Смирно выстроились в ряд.
Иль мимо проходят, шороху наводят.
Короче гогочат, орут,
пеньки пинают, пака напрягают.

В общем группа мимо пролетела,
Пёс пойми ,чего она вообще хотела..
В итоге лес не тронут, ущерба мало.
Во благо битвы которой не стало.

*******

Геометрия неба прорежет набухшие тучи,
Хлынет дождь на бескрайность полей и Вольготных лугов,
Разольются ручьи и потоком стремительным с кручи,
Устремятся на город, ломая остовы мостов.

Вздрогнет колокол в храме от грома и буйства природы,
Вспышки молний, как ярость небес или гнев божества,
Напитает иссохшую землю, вскормит корнеплоды,
Не считая убытков людских на волне торжества.

Заблестят чистотой высоченные башни и стены,
Смоет копоть и грязь с óкон, словно, с заблудшей души,
Летний дождь застучит во всю мощь вдохновенно,
Разбивая на капли печально в ночи миражи.

Не стесняясь, прогонит в дома всех промокших прохожих,
Отбивая свой звонкий мотив по цветущим холмам,
И проймет до костей сколопендр толстокожих,
Пронесется в Лазурной долине по бурным волнам.

Там отшельник лесной, рад дождю и такой непогоде,
Тот, что скрылся от всех, неся бремя проклятья вины,
Взглядом ищет прощения на небосводе,
Его имя схоронено в тайне морской глубины.

Он бредёт под бушующим ливнем навстречу рассвету,
Ни друзей, ни врагов, в одиночестве плачет душа,
Перечеркнуто все, что любил, даже, верность стилету,
Несгибаемой силы и воли, надежды круша.

Плачет дождь вместе с ним, разрывает гром черное небо,
Молний вспышки вонзаются вилами в мокрый песок,
Отмолить не получится грех, где б ты не был,
И от чувства вины не поможет ни время, ни зонт.

Заалели росицы цветы в дрёме теплого утра,
Летний дождь отступил, напитав за ночь недра земли,
На рассвете рубиновом плавятся тени, как-будто...
Грех Лесному отшельнику зори простить не смогли.