|
Хаосная тварь
|
|
Земли, раскинувшиеся за Порталом, мертвы.
Красный песок, сухая и обожжённая почва да серые нагромождения камней. Вдохнёшь полной грудью горячий колючий воздух – закашляешься от пепельной пыли и серных испарений. Изорвана острыми пиками, словно клыками окаменевшего чудовища, затенённая смогом и тучами даль. Те немногие, кто не боялся поселиться в Пригорье и на Ратном стане, говорят, что часто видят, как из-за низкой гряды к нависшим облакам поднимаются столбы чёрного дыма.
Здешних жителей не удивит ни рёв Дракона в полуночной мгле, ни отдалённый рокот – эхо сходящей каменной лавины, рождённое последним вскриком патрульного иль зверя, ни зарево разожжённых на Плато погребальных костров магмар. Живя вне границ защищённого мира, не видя весеннюю зелень и синеву неба, люди вскоре теряют способность бояться ночи. Сродни безумцам, истинная правда!
Правда есть тьма, что проращивает зёрна страха даже в сердцах отважных. Её мы приносим в своих руках.
***
В окрестностях смрадного зева пещеры, затопленного непроглядным, будто бы вязким мраком, редко встретишь миролюбивых созданий. Пугающая всё живое магия Демонологов, кои часто сходятся с воителями в её тёмном чреве, давным-давно отравила и ростки, и землю, и сам воздух в этой части Пригорья. Десятилетиями губительные побеги чар пускали корни в сердца бродящих вокруг существ: отвратительных гунглов и страшных матёрых псов. На западе, близ логова Дракона, неистовое зло трепещет, пугливо замедляет шаг и, дрогнув, отступив, не смеет столкнуться с его превосходящей мощью. Но чем дальше на восток углубится неосторожный и обречённый путник, тем призрачнее его шансы воротиться назад невредимым.
Однако живут в этом мире те, кому приходится рисковать головой в зачастую тщетных попытках спасти других.
Травник, алхимик и целитель – три призвания, подобные тесно сплётшимся в один узор нитям. Цель первого – собирать, второго – сочетать, а третий словно подводит общий для всех итог: собрав заветные травы, которые сама Шеара наделила удивительнейшими свойствами, сочетая их и помогая каждому бутону явить, раскрыть свой истинный и важнейший дар, лекарь заслонит от жадного взора смерти того, кто достоин жить.
Конечно же, оплот всепобеждающей жизни, где больные излечиваются от страшных недугов – это поместье Уирголд, а не мрачный край за Порталом. На пыльной и бесплодной почве нельзя раскинуть шатры, возвести каменные стены безопасного жилища, разбить огород с целебными растениями, однако именно в горах подле пещеры пробились робкие дурно пахнущие травы – те, что источены злобной магией. Даже оголодавшее зверье обходит стороной тонкие стебельки средь чашечек маслянистых листков, ибо каждый из них – частичка Хаоса, пробившаяся в наш мир сквозь толщу земли. Возвращаясь из-за Врат, воители топчут их каблуками тяжёлых сапог и говорят, что видели подобные прежде там, в иной реальности, в чужом мире. Вязкий тёмный сок в сумерках похож на кровь и считается сильным ядом. Но подчас одна отрава может стать противоядием от другой.
Мне часто приходилось перепрыгивать с камня на камень, цепляться за тощие ветки, чтобы добраться до известных многим целителям мест. Свитки антихаоса, примочки, которые уирголдцы прикладывают к заражённым ранам Борцов с Хаосом… Сколько жизней спасёт сок из пучка невзрачных листьев? А сколько отнимет, оставшись в почве?
Обычно травники стараются отправляться сюда рано утром и возвращаются до темноты, но сегодня никто не отличит полдень от полуночи: небесная синева оделась в пропитанный кровью багрянец, и обрывки кроваво-красных туч гонит вдоль горизонта обозлённый ветер.
«Фэо снова во власти Тьмы», – именно так говорит старейшина, и холодок страха пробегает по спине от подобных слов. Ведь в прошлый раз, когда Хаос пытался прорваться в мир через Врата, а Огрий в последний раз сотрясали отзвуки шагов Халифрона, я была совсем малюткой и ничего не понимала, и память сохранила лишь не связанные друг с другом фрагменты мозаики.
Россыпь крупных красновато-фиолетовых семян у нашего порога. Тронутый ржавчиной кинжал завёрнут в обрывок плаща старшего брата. Смутное воспоминание о его любимой собаке, куда-то убежавшей. Последний поцелуй отца, чей голос стих во мраке лет. Долгие дни непривычной тишины, не нарушаемой мужскими голосами – воины ушли. Мать, прячущая в резную шкатулку письмо с печатью воеводы, а в глазах её застывает неосознанная до конца боль. Да две заросшие горькой полынью могилки на городском кладбище. Много поблизости таких, и про каждую говорят: «Остался во власти Тьмы».
Но нечего вспоминать былое, ведь нужно скорее отыскать то, зачем пришла, и вернуться домой к захворавшей матери и младшей сестрёнке. Много лет прошло с тех времен: я выросла, стала единственной опорой, а Мирра из крикливого младенца превратилась в тихую и худую девчушку. Сколько же лет прошло, помилуйте боги? Шесть, семь, восемь?
При мысли о Мирре сердце вновь сжала глухая тоска: уже давно мы обещали ей маленького зверька из питомника Милы, но с трудом сводили концы с концами. Как сладко, приятно, радостно было класть каждую лишнюю монетку в маленькую шкатулку, на дне которой покоится выцветшее письмо! Мама – швея, и её собственные платья совсем обносились от столь жёсткой экономии: ни гроша нельзя потратить на себя! Таков наш уговор: всё, что можем, кладём туда, и за день до дня рождения Мирры отсчитаем мелкой медью десять золотых монет.
Сестрёнка нутром чуяла, какой подарок ждёт её впереди, и в последнее время уже не заговаривала о щенке, молчала. Даже имя ему придумала странное, не собачье – Агат. Лепетала, что ей безразличны облик и порода, ведь главное, чтоб свой был, любил, чтоб только она могла о нём заботиться!
Но буквально несколько дней назад слегла мама, за мелкую плату в виде наградных листов вечерами собиравшая хаосные семена, и лучше ей не становилось: тяжкое забытьё, горячечный бред да имя покойного отца на устах будили нас по ночам и вынуждали до первых проблесков зари сидеть у постели, меняя холодные компрессы.
Я думала, что смогу оплатить лекарства, когда получу деньги за несколько снадобий, но заказ сорвался: теперь болели многие горожане и путешественники. Даже скот! Некому стало скупать мои мази, лечившие царапины да ушибы, а праздник Мирры подступал всё ближе.
Вчера я заглянула в заветную шкатулку и с тоской пересчитала медь. Три серебряные монеты наберу, не больше – дорого нынче берут целители. Дорого, даже если их приход не приносит больным обещанного облегчения.
Продать нечего, купить не на что, и банкир не даст десять золотых в кредит – семья давно потонула в долгах… Грешным делом подумывала: а не украсть ли чудную зверюшку? Много у Милы питомцев, не хватится! Взломать несложный замок, пройти поздней ночью в пристройку, где держит щенков… Или лучше крэтса принести? Только не змейку – Мирра испугается, терпеть чешуйчатых не может аж до дрожи.
Но страх перед Орденом Стражи заставил навсегда отказаться от дерзкого плана: как быть Мирре, если меня уведут в темницу?..
В тот день я без устали молилась Шеаре: вечером, не позднее, нужно было принести подарок. Миррочка ждёт, сидя подле больной мамы, и украдкой шмыгает носом.
…Внезапно, когда я уже склонилась над нужным растением и осторожно, не касаясь его, перерезала стебель, из-за лежавшего неподалеку большого валуна – следа старой лавины – раздался шорох какой-то возни. Вздрогнув, я схватилась за короткий меч, а сердце быстро-быстро забилось в груди – глядишь, вырвется, упорхнет, подобно лёгкой птичке! Секунды проходили в страшном ожидании, когда боишься шумно вдохнуть или даже подняться, замираешь; взгляд был прикован к камню. Однако неведомый враг не спешил бросаться в бой. Гунглы не столь осторожны, они глупы, неповоротливы, к тому же редко забираются так высоко. Матёрым псам есть чем поживиться внизу, и площадки над пологими уступами, куда ветер заносит скудную почву, не манят этих существ ввысь.
А шорох повторялся, нарастал, словно там шла серьезная борьба… И наконец раздался тотчас прервавшийся скулеж. Тонкий, испуганный, беззащитный.
Сердце дрогнуло, страх устремился прочь.
Когда я подошла, то увидела мёртвую самку пса-демона и её мелких щенков. Они лежали здесь давно: вокруг матери роились мухи, а зверёныши были мертвы. Нет, кроме двоих: ещё теплого, дёргавшегося, загрызенного только что каким-то мелким хищником (похоже, звуки, привлёкшие моё внимание – его бегство?), и другого. Слепого, дрожавшего, жадно лакавшего кровь брата – убийство одного другим нередко происходит среди их племен.
Я забрала его с собой. Просто не могла оставить даже такого, измазанного в крови и совсем ослабшего.
К тому же у сестренки праздник, а подарка нет.
***
Её мы приносим в своих руках, и улыбаемся, видя чужую радость. Не зная ничего, не умея заглянуть под сумрачную тень грядущего, смеёмся, строим планы, обещаем непременно сплести красивый ошейник и показать нового питомца маме. Ведь он совсем такой, какого ты хотела, да?
Спи, моя маленькая Мирра, и да будет проклят мной Хаос вовеки. Спи.
До сих пор, закрывая глаза перед сном, я вижу тебя: счастливая, улыбающаяся, берёшь своего Агатика осторожно, будто великую драгоценность, и повторяешь, как сильно любишь нас с мамой.
Верю, ты простила меня давно. Но я саму себя не сумею.
Спи вечно. Я тоже тебя люблю.
***
Щенок издох ночью. В комнате моей маленькой сестры, и тогда я не знала значения слов «хаосная тварь».
Проснулась же слишком поздно.
Автор: Серый_Пепел
|